Интервью с Анной Семилетовой

«Белая Трость» многое во мне поменяла…

Как ты пришла работать в АНО «Белая Трость»?
— Это получилось случайно. В университете на 3 курсе преподаватель решил, что нам нужно развивать инклюзивную журналистику. И мы поехали в Верхнепышминскую школу им. С.А. Мартиросяна заниматься со слепыми и слабовидящими. Проект начали, но он перестал развиваться. Все забылось, никто об этом не говорил ближайший месяц. Но внезапно мне написал Сергей Исаевич Балан, директор школы, и сказал, что в «Белую Трость» нужен специалист на информационную работу. У меня в это время была сессия, я на сессиях обычно не особо была загружена, подумала: «Почему бы и нет? Два месяца поработаю, пока сессия идет, наберусь опыта, и нормально будет». Мы созвонились с Олегом Борисовичем. Я пришла работать в «Белую Трость». Первый месяц я была волонтёром. Поняла, что мне это интересно. Вроде у нас все получилось, все сошлось, и Олег Борисович предложил мне остаться. Первые полгода я работала практически всё время на удалёнке, так как была пандемия. Но мои «два месяца» затянулись на два года.
Чему ты смогла научиться, когда работала в «Белой Трости»? Что дала тебе эта работа? Возможно, поменялось видение на что-то?
— Это была моя первая основная работа. До этого у меня были какие-то студенческие проекты, подработки, ещё что-то. В «Белую Трость» я ушла с головой, даже начала проседать учеба. «Белая Трость», с точки зрения организации работы, дала мне понимание, как должен работать коллектив. Нас было очень мало, но это всегда была коллективная работа, то есть мы друг друга везде подменяли. Олег Борисович, с точки зрения руководителя, вёл правильную работу и в нашем коллективе, и, в принципе, с точки зрения инклюзивных проектов в разных городах. У нас постоянно были посиделки, где мы могли обсудить важные вопросы, мы всегда могли пойти вместе на обед. Это была хорошо выстроенная работа: вложиться в людей, чтобы они и себе, и работе могли отдать ещё больше. С точки зрения философии тоже, конечно же, повлияло. До этого никогда не видела людей с инвалидностью, я имею ввиду, чтобы с ними работать. Не было у меня позитивной картинки восприятия людей с ОВЗ как интересных, полезных, самостоятельных людей. И пока ты работаешь в этом инклюзивном коллективе, тебе такое восприятие людей с инвалидностью помогает, потому что ты их видишь, как равных себе, а во многом даже лучше и сильнее себя. Но когда ты выходишь из этой системы, тебе немножко тяжело, потому что люди не понимают тебя. То есть я могу спокойно сейчас на своей новой работе шутить про инвалидность, а на меня смотрят и говорят: «Ты зачем это делаешь?». Для кого-то это чёрный юмор, для меня – норма. Я за два года в «Белой Трости» привыкла к здоровому юмору по этому поводу. То есть у меня теперь нет этой паники при общении с людьми с инвалидностью. Но люди «внеиклюзивные» не всегда нормально воспринимают это спокойное отношение к людям с ОВЗ. Потому что пока не все к этому готовы. Ещё я стала обращаться ко всем людям, не только к людям с инвалидностью, абсолютно спокойно. Я считаю это определенно заслуга «Белой Трости». Но, к сожалению, этот эффект исчезающий. Потому что я уже не работаю там полгода, и у меня снова начались какие-то моменты, за которые я начинаю сильно переживать или вкладывать во что-то сильно много смысла. Начинаются проблемы с какими-то конкретными людьми. Когда я работала в «Белой Трости» у меня этого не было. Я абсолютно спокойно относилась ко всем людям, ко всем их поступкам. Поэтому «Белая Трость» многое во мне поменяла.
Участвовала ли ты в мероприятиях и проектах, которые организует «Белая Трость» («Паруса Духа», «Эко Кемп» и др.)?

— У меня была сложная ситуация, потому что я пришла в организацию, и началась пандемия. Соответственно, никаких крупных проектов не было. Мы их делали онлайн. Я сразу начала работать на международных проектах, но в онлайне. Полгода я так отработала, а потом начался «Аркаим» в Челябинске. Это был мой первый выездной проект. Но я ехала именно как участник. А в масштабных проектах, грубо говоря, я начала участвовать прошлым летом. Сначала я побывала в Калининграде на «Парусах духа», потом я ездила в Армению на «Эко Кемп». Мы делали там инклюзивные мероприятия. А в сентябре–октябре я снова ездила на «Паруса Духа» только уже в Турцию на Средиземное море. Это был мой последний и главный офлайн проект. В Турции я участвовала частично как организатор, команда была международная, много нужно было сделать.

Насколько сейчас популярна тема «инвалидности» именно в СМИ?
— Если взять социальную повестку, то популярна. Из-за того, что часть журналистов до сих пор считают, что у людей с инвалидностью много проблем, и они продолжают про это писать. Вообще часть людей с инвалидностью продолжают жить в этой парадигме. Для них это удобно. Другая часть людей с инвалидностью, с которой работает «Белая Трость» – эти ребята адаптировались к новой реальности, к своей инвалидности. Они ездят на различные мероприятия, организовывают свои проекты, открывают организации и т.д. И их не заметить сложно. Когда организовывается такое масштабное мероприятие, ты не можешь это пропустить. И журналисты естественно об этом пишут. Как они об этом пишут – это другой вопрос. Потому что журналистов пока мало включают в такую инклюзивную культуру, для них это тоже сложно. Даже в классных проектах, в которых сами люди с инвалидностью организовали проект для людей без инвалидности, журналисты всё равно найдут момент, чтобы пожалеть первых: какие они бедные и несчастные, даже без рук и ног, но они делают это. Зачем такое писать?! Это же можно опустить. Зачем акцентировать на этом внимание? Если взять полностью медийный аспект, то тема непопулярна. Просто потому что повестка сейчас: спецоперация. Даже если журналисты находят какую-то новость о людях с инвалидностью, то она не получается. Это сейчас никому не нужно. И это нормально, потому что сейчас это временное явление, которое пройдёт. Пока так. Если сравнивать с 5-10 годами ранее, то сейчас пишут достаточно много. В этом и часть заслуги людей с ОВЗ, и таких организаций как «Белая Трость». Потому что чем больше людей с инвалидностью выходят и смело заявляют о себе, тем чаще журналисты будут об этом писать. Мы с Олегом Борисовичем пришли к выводу, что всё равно, о чём сейчас будут писать журналисты, главное, чтобы они вообще наполнили повестку какой-то информацией. Пока пусть пишут, как умеют.
Насколько у общества меняется мнение об этой теме?
— У общества никак не меняется. Остаётся в нейтральном положении. Меняться отношение будет, если когда-то ты начинаешь в это включаться. Когда ты на это смотришь со стороны, ничего не меняется! Как было, так и было. И с этим ничего не сделаешь. Кого мы успели подключить в мероприятия «Белой Трости», то у них 100% изменилось мнение. Самый классный момент, когда тебе в решении твоей проблемы помогает сам человек с инвалидностью. Вот тогда у человека начинает всё переворачиваться в голове. И они проходят все стадии от шока до принятия. У меня так было в первые месяцы работы. Мы постоянно сидели в Zoom, и у меня не получалось что-то включить. И девочка Настя Проскурякова из Латвии (у Анастасии инвалидность по зрению) начинает мне подсказывать. Я понимаю, что у неё чёрный экран. То есть у неё работает только голосовой помощник. Она всё помнит, и ещё мне помогает. Я с глазами не могу решить эту проблему, а она вслепую может. Вот когда такие ситуации происходят, тогда у людей что-то меняется.
Какие есть проблемы между СМИ и НКО?
— Разные задачи. НКО решают свои, СМИ – свои. И не всегда они могут договориться. Разное понимание. НКО, которые все время работают в этой философии, и СМИ, у которых вчера прорвало трубы, а завтра они пойдут в суд. Это миллионы тем одновременно, и ты не можешь во всём этом разбираться. Часто НКО отправляют СМИ релизы и просят, чтобы им отписывали по каждому релизу новость. А так как во многих НКО нет специального человека, кто занимается информацией, то и релизы там, мягко говоря, не очень. Ты читаешь и не можешь понять главную мысль, не видишь никакого инфоповода. Плюс всё написано канцеляритом, когда много слов,а по сути информации нет. И журналистов это раздражает. А они получают такие релизы ежедневно. Сейчас единственный выход для НКО – это из себя же сделать медиа. Другого варианта нет. Из вашего хорошего медиа журналисты могут что-то вытащить и отправить на новый уровень. По-другому это не работает.
В чем твой страх? Чего ты больше всего боялась?

— Почему? Оно есть. Многие СМИ поддерживают некоммерческие организации, работают с ними. Не с точки зрения информационно, а с точки зрения – организационно. Создаются промежуточные организации, например, Агентство социальной информации. Это профильные социальные журналисты. Они организуют обучающие вебинары для журналистов. Есть «Такие дела». Когда это СМИ, но при этом и благотворительный фонд. Нельзя сказать, что они никогда в жизни не встретятся. Когда у журналистов проседает повестка социальная. Самый верный способ — это люди с инвалидностью.

Можно ли сказать, что СМИ вообще не формируют инклюзию? Или они всё же занимают какое-то место в этом процессе?
— Конечно, занимают, просто потому что СМИ – это те, кто формируют информационную повестку. Другой вопрос, как они это делают. Возвращаясь к тому, что вчера прорвало трубы, завтра едем в суд. И между этим есть инклюзия. Вот насколько журналист успел разобраться в этой теме, вот настолько он и рассказал про неё. Здесь больше всего зависит не от журналистики в целом, а от конкретных журналистов. Есть социальные журналисты, которые работают с НКО плотно. Конечно журналистика, как институт, естественно помогает формированию инклюзивной культуры, но в одиночку она не сможет этого сделать. Потому что как любой институт, она неподвижна. Несмотря на то, что есть много молодых журналистов, много молодых изданий – это такая неподвижная система, которой нужно много времени, чтобы что-то поменять кардинально. Здесь всё зависит от информационного пространства, потому что сейчас каждый человек маленькое СМИ. И если мы как можно больше непрофессионалов включим в эту культуру и будем её формировать, то настолько быстро пойдет инклюзия.
Можно ли сделать так, чтобы в каждое СМИ посадить по социальному журналисту и научить его навыкам написания о людях с инвалидностью?
— Что такое культура, всем понятно: театр, музыка, кино. Что такое спорт, тоже всем понятно. Ты либо проиграл, либо выиграл. Что делать инклюзивному корреспонденту, вообще непонятно. Хотя бы,потому что понятие инклюзия у всех разное. И, соответственно, встаёт такой вопрос, что инклюзия – это включение людей с инвалидностью в жизнь. Получается логично было бы, чтобы инклюзивным корреспондентом был человек с инвалидностью. Но большая часть работодателей, в том числе и СМИ, они не готовы адаптировать место под человека с инвалидностью. Они не готовы будут отправить глухого корреспондента разговаривать, брать интервью. Хотя это возможно. Они всё это умеют делать. Это всё реально, только нужно включаться всем остальным вокруг. И мало кто захочет сейчас делать лишние телодвижения. Вообще, это было бы здорово, но у спортивного журналиста, у культурного журналиста, у них есть каждый день о чём писать. А в инклюзии что-то происходит каждый день? Новостей с этого не написать, потому что мероприятия происходят не каждый день. Философию рассказывать? Тогда это должен быть какой-то специфичный формат, потому что философию в новости не вставишь. Это должна быть какая-то колонка, авторские заметки. Поэтому здесь немного сложно. Было бы неплохо, если бы такое было. Во всяком случае, это можно было бы попробовать. Но этим придётся заниматься, потому что такого еще не было. Пока я не уверена, что люди готовы включаться в эту повестку и что-то с этим делать.
26 апреля проходил круглый стол «Особый разговор» в библиотеке для незрячих и слабовидящих им. Д.Н. Мамина-Сибиряка. Ты была как организатор или как ведущая?
— Сразу увидела разницу в работе «Белой Трости» и библиотеки. Их нельзя сравнивать, потому что эта работа про разное. Я считаю, что такие мероприятия очень полезны, потому что есть возможность собрать журналистов и людей с инвалидностью вместе. Они могут пообщаться и договориться о чём-то. Потому что по-другому они в жизни друг друга не встретят.
Ты сейчас работаешь в ТАСС. Продолжаешь ли ты и дальше участвовать в мероприятиях с людьми с инвалидностью?
— Не очень. Просто потому что я немного выпала из этой темы. Но есть если я вижу какую-то хорошую инклюзивную тему, то я буду её вести до конца. Я буду стараться сделать нормальную пресс-конференцию уже с точки зрения человека, который поработал в инклюзии. И который знает, как в журналистике это работает. Потому что когда, например, приходят и говорят: «У нас будет концерт». Я такая: «И что? Мне, как журналисту, с этого делать что?» И мы сидим с ними и докручиваем: давайте позовём этого человека, или вот этого. То есть я включаюсь в организацию именно таких тем, потому что понимаю, что я хочу помочь продвижению. Меня приглашают на мероприятия, но иногда я не могу сходить из-за собственных обстоятельств. В основном просят пока проводить только обучающие тренинги: как показывать людей с инвалидностью в СМИ. Я всегда «за» и никогда не отказываюсь, если у меня есть такая возможность.
Интервью взяла и подготовила Дарья Резванова